За выполнением приказов Жукова весьма бдительно следили товарищи из НКВД и НКГБ. В марте 1941 года, когда Жуков уже был начальником Генерального штаба, все руководство флота едва не было расстреляно за то, что флотские зенитчики открывали огонь по германским самолетам-нарушителям. Жуков не сделал ничего, чтобы оправдать флотских командиров и отменить приказ самолеты-нарушители не сбивать. Наоборот, товарищи из НКВД предъявили обвинения руководству флоту не по своей инициативе, а по записке Жукова, который требовал примерно наказать всех, кто стреляет без приказа.
После войны свое поведение Жуков объяснял весьма удивительным образом: мы боялись спровоцировать войну, не хотели давать Гитлеру повода для нападения. Ну и что из этого вышло? Вы не давали Гитлеру повода, но разве это могло его удержать? Разве удержало?
2
Красная Армия была вынуждена слепо повиноваться приказам Жукова. Но где грань между провокацией и войной? Представьте себя на месте командира авиационного полка. Бомбят ваш аэродром. Если бы вы знали, что все аэродромы бомбят, тогда вам было бы ясно: война. Но вам этого знать не дано. Вы видите только свой аэродром и сто своих горящих самолетов. И каждый из миллионов солдат и офицеров на границе мог видеть только свой малый кусочек происходящего. Что это? Провокация? Или уже не провокация? Начнешь стрелять, а потом вдруг выяснится, что только на твоем участке противник предпринял провокационные действия. Что тогда с вами сделают Жуков и палачи из НКВД?
Приказы Жукова и воинская дисциплина требовали от войск на провокации не поддаваться. Вся армия выполняла приказ. Вся армия на провокации не поддавалась. 22 июня 1941 года передовые дивизии без боя сдавали пограничные мосты, лишь бы выполнить приказ Жукова и не поддаться на провокацию. Ах, глупые, негодуем мы, не могли сообразить, что война началась!
Мы возмущаемся действиям солдат, которые выполняли приказы Жукова, но почему-то не возмущаемся действиями Жукова, который эти приказы отдавал.
Но неужели солдатам на границе было не ясно, что это война?
Да, им было не ясно. У них — приказ. Никакой другой информацией к размышлению они не располагали. И нам предлагают считать их идиотами. А в Генеральном штабе сидел великий стратег, обладавший всей информацией, который после войны сам заявил, что вечером 21 июня 1941 года понял: сейчас начнется война. По его собственным словам, у него рассеялись последние иллюзии. Но он почему-то не вводил в действие свой план войны. И его нам предлагают считать выдающимся мыслителем.
3
Думал ли сам Жуков о том, что лично он будет делать в начале войны? Может быть, и думал. Но ничего не придумал. Все действия Жукова в первые минуты, часы и дни войны — это экспромт. Это действия, которые ранее не планировались и даже не обдумывались.
До германского нападения Жуков засыпал армию запретами на применения оружия. Даже 22 июня 1941 года в 0 часов 25 минут войскам была передана Директива № 1: «Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия…» Директива была подписано маршалом Тимошенко и генералом армии Жуковым. Она завершалась категорическим требованием: «Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Проверено многовековым опытом: лучше прикидываться дураком, чем казаться слишком умным. Маршал Советского Союза Тимошенко никогда не заявлял, что вечером 21 июня 1941 года он якобы сообразил, что войны не избежать. Потому к маршалу Тимошенко претензий нет.
А Жуков постоянно прикидывался умным человеком, потому с завидным постоянством попадал в дурацкое положение. Он сам заявил, что вечером 21 июня все его иллюзии якобы рассеялись, и он понял: это война! Признание Жукова опубликовано в официальном органе Министерства обороны России — «Военноисторическом журнале». Получается, что, сообразив вечером
21 июня 1941 года, что начинается война, Жуков в 0 часов 25 минут
22 июня отдает приказ войскам на провокации не поддаваться и никаких мероприятий не проводить.
Стал бы умный человек такое рассказывать? Ведь если сопоставить эти два заявления Жукова и поверить им, то великого стратега следовало расстрелять за вредительство, сознательное истребление собственной армии, содействие врагу и измену Родине.
Стал бы умный человек отдавать приказ войскам не поддаваться на провокации, после того, как понял, что речь идет не о провокациях, а о нападении противника?
4
Директиву № 1 передали в штабы военных округов, там ее расшифровали и на ее основе начали писать указания штабам армий. Зашифровали, отправили. В штабах армий получили, расшифровали, прочитали и начали сочинять указания штабам корпусов…
Когда указания Жукова дошли до войск, уже давно горели аэродромы, рвались склады с боеприпасами, густо дымили хранилища нефти, германские танки давили передовые советские дивизии, а нашим войскам объявляли категорические требования «величайшего полководца XX века»: не поддаваться на провокации! Никаких мероприятий без особого распоряжения не проводить!
Директива № 1 была по существу смертным приговором Красной Армии: не сопротивляться, когда в тебя стреляют! Генерал, подписавший этот бредовый документ, должен был бы прикидываться дурачком: да, я подписал, ибо обстановки не понимал. Но наш стратег решил прикидываться умным: я первым понял, что это война! Я это сообразил еще вечером 21 июня, а глупый Сталин даже 22 июня отказывался ситуацию понимать.
А по мне, лучше ничего не делать, чем слать такие директивы.
5
Жуков должен был или подобных приказов не отдавать, или создать такую систему управления, которая позволяла бы в момент начала войны (а еще лучше — до ее начала) все ранее наложенные ограничения на применение оружия отменить. Надо было придумать какой-то сигнал, который можно было бы довести сразу до всех войск.
Любая армия вступает в оборонительную войну без всяких приказов, как часовой на посту отражает нападение, не дожидаясь никаких дополнительных распоряжений, директив или сигналов. Но Жуков строжайше повелел в бой не вступать, огня не открывать. Раз ввел такие запреты, изволь придумать одно короткое звучное слово: «Заслон», «Резец», «Разрыв» и заранее оговорить их значение. Пусть подчиненные знают: если такое слово передал начальник Генерального штаба, значит, все запреты отменяются. Этот сигнал разрешает вести бой. Он означает: война!
Мало того, что Жуков оставил всю армию без всяких планов обороны, но он еще и наложил запрет на ведение боевых действий. Но и этого мало. В момент начала войны Жуков забыл снять наложенный им запрет. А разгром 1941 года он объяснил тем, что «враг был сильнее», что «войска были неустойчивыми, они впадали в панику и бежали».
Жуков постоянно рассказывал о глупом и трусливом Сталине. Ранним утром 22 июня 1941 года Сталин якобы не верил, что началась война. А мудрый Жуков понимал: это война.
Если понимал, то должен был звонить во все колокола! Давить на все кнопки! Срывать пломбы на рычагах! Включать сирены! По всем каналам гнать шифровки командующим фронтами и армиями, орать в телефоны открытым текстом, чтобы вскрывали «красные пакеты».
Если Жуков все понял, то должен был передать свое понимание обстановки подчиненным! Они, дураки, не понимают, что началась война, но ты-то — гений! Сообщи же им, что мир кончился!
6
Обязанность командующих фронтами, флотами, армиями, флотилиями, командиров корпусов, дивизий, бригад, полков, батальонов, рот и взводов — командовать своими войсками, отражать удары противника. Но они не выполняли своих обязанностей, ибо были связаны приказами Жукова огня не открывать.
Обязанность Жукова — оповестить войска о начале войны. В своих действиях Жуков не был связан ничем. Так почему он не выполнял свои обязанности?
Сам Жуков описал эти первые минуты и часы войны. Вот в кабинет Сталина входит Молотов и заявляет, что имел встречу с германским послом, и тот передал официальные документы германского правительства об объявлении войны Советскому Союзу. Жуков описал реакцию Сталина на это сообщение, но почему-то не описал собственную реакцию.
Сам Жуков якобы давно знал, что война началась, вот еще и Молотов принес официальное подтверждение. Реакция Жукова на слова Молотова должна быть однозначной и мгновенной. Каждая секунда промедления приводит к тому, что в руках противника оказываются все новые и новые мосты, склады оружия и боеприпасов. Каждая минута промедления — это новые километры, намотанные на гусеницы танков Гота, Гудериана, Манштейна. Каждый час промедления означает новые сотни сгоревших на аэродромах самолетов, реки без толку пролитой солдатской крови.
